Фелиции семнадцать. Странный возраст — ты вроде взрослый, но ты ребенок.
Еще пару месяцев назад в ней ярким пламенем горели надежды, а энтузиазм бил непомерным ключом: она хотела — старалась — быть идеальной, достойной своей семьи. Девочка послушно выполняла все указы матери, точно знала, что если в солонке нет ложечки, то соль набирают кончиком своего ножа, знала, для чего нужны кокильные вилки, и что предполагают правила этикета в Японии; она дважды в неделю ходила на уроки фортепиано с шести лет, но никогда особо не испытывая любви к Рихарду Вагнеру, и изучала те науки, которые в принципе не вызывали у нее интереса.
Ее голос был не в меру звонким, когда она, каждый раз ровно в восемь, возвращалась домой и с невероятной оживленностью рассказывала матери о своих успехах, надеясь, что та оценит. Однако она не оценила как первый раз, так и мириады последующих. В итоге Фелиция всегда оказывалась недостаточно старательной, аккуратной, ответственной и умелой.
Пару месяцев назад что-то изменилось. Будто бы кто-то переменил настройки, и девочка, проснувшись утром, поняла, что более соответствовать поднятой планке у нее просто нет сил и желания. В тот же день все вычурные наряды из плотных тканей прямого кроя из последних коллекций отправились практически на свалку, — как сама Фел обозвала образовавшуюся кучу тряпок, сброшенных ею со второго этажа в холл, — на смену которым пришли незатейливые легкие и короткие платья с обилием темных расцветок, а каблук ее туфель увеличился прямо пропорционально появляющемуся в ее словах сарказму.
Говоря объективно, это была тяжелая ночь, которая постепенно переросла в не менее тяжелое утро. Танцевать несколько часов без остановки приятно, но после, когда отпускает невероятное чувство захватывающей эйфории, настигает ужасная усталость, от которой убегал всю ночь. Берчтаун никогда не славился своими шумными вечеринками, однако при правильных знакомствах и большом желании можно было не просто попасть на такую, но еще и неплохо отдохнуть. Благо знакомых и желания в последнее время у юной Фелиции было хоть на десятерых.
Новые друзья приняли ее с радостью, хотя первое время наверняка поглядывали на нее с неподдельным непониманием — что, такой как она, могло понадобиться среди них? Впрочем, время от времени она и сама задавалась этим вопросом, но потом начинала играть громкая музыка, кто-то пробивался к ним сквозь толпу, спеша доставить напитки, и мысли как-то улетучивались сами собой, а спустя пару коктейлей улетучивались уже не только мысли, но и сама способность их воспроизводить. Вечера и ночи в новой компании доставляли Фел удовольствие: она расслаблялась, веселилась, ее проблемы уходили на второй план и казались не столь важными; за эти недели она достаточно отдалилась от семьи.
Черный кроссовер премиум класса останавливается подле тротуара, мягко шурша шинами.
— Спасибо что подвез, Маркус, — девочка отстегивает ремень безопасности и тянется к парню, сидящему за рулем. Она проводит ладонью по его шее и легко касается губами уголков его губ.
— Для тебя что угодно, принцесса, надеюсь, ты не опоздала к завтраку, — он усмехается, сокрушенно покачав головой. Фелиция безразлично передергивает плечами и, послав спутнику прощальную полуулыбку, выбирается из салона автомобиля.
Маркус относился к тому типу людей, которые явно не могли соотноситься с понятием хорошей компании. Он был значительно старше, — Фел не вдавалась в столь мелкие детали при их знакомстве, а навскидку давала ему не меньше двадцати трех, — крайне хорош собой и определенно умел располагать к себе людей: девочка доверяла ему, хотя ее подсознание совершенно не было в восторге от этого факта. Однако самым приятным в этом общении было негодование матери, которая буквально кипела от злости и неодобрения каждый раз, когда юная Берч выбиралась из машины своего нового друга. Впрочем, вполне очевидно, что это общение не одобрял никто из членов ее семьи, включая горячо любимых братьев. Но кому какое дело, если она уже и без того являлась неудачным экспериментом по созданию идеального ребенка?
Фелиция устало потягивается, скептически взирая на большой белый особняк, что величественно возвышался над остальными. Она недовольно поджимает губы, понимая, что лучше бы было подъехать с другой стороны, куда выходят окна спальни родителей, ибо риск разбудить их был менее высок в силу весьма чуткого сна их детей. Девочка обхватывает голые предплечья ладонями, заметно поежившись от холодного утреннего потока воздуха, и инстинктивно оглядывает пустую улицу: идеально ухоженные зеленые лужайки, на которых попеременно разбросаны цветочные клумбы, среднего класса автомобили, припаркованные на подъездных дорожках и атмосфера вымершего города.
Отчего-то Фелиция надеялась, что если некие внеземные цивилизации и начнут вторжение, то их первые метеориты упадут на всю эту лицемерно-прекрасную улочку, с такой любовью выстроенную своими обитателями.
От мысленных рассуждений, на чей дом первый обрушится тело космического происхождения, ее отвлекает неприветливый лай соседской овчарки, и девочка почти физически ощущает на себе посторонний взгляд, наверняка исходящий из соседнего дома. От желания повернуться и послать доброе приветствие крайне недоброй пожилой женщине почти сводит ладони: в голове Фел уже слышит ее возмущенный голос, шепчущий кому-то из своих милых собеседниц, о неподобающем воспитании отпрысков Берчей и ее в частности, а после с пустым добродушием громко приветствует своих самых любимых соседей. Она явно не заслуживала того вкусного шоколадного печенья, которое Фелиция и Фредерик, по направлению матери, преподносили ей на каждый день благодарения.
Поборов желание сыграть в любимую игру в комедиантство, Фелиция шагает в сторону дома и тут же замирает, зажмурившись и тихо припоминая дьявола: пустынную улицу озаряет стук ее тонкого каблука, подобно грому среди ясного неба. Она вздыхает, с подозрением глянув на холодную траву, покрытую утренней росой, и вынимает ступни из темных туфель, перебираясь на газон босыми ногами. Леденящие капли мгновенно приводят ее в чувство и бодрят, вынуждая едва ли не вприпрыжку, угрожающе размахивая туфлями, преодолеть возникшее препятствие. Лучше уж подпортить идеальную лужайку, чем разбудить спящих братьев.
Задняя дверь всегда остается открытой, о чем Фел прекрасно известно, нужно лишь успеть переключить сигнализацию прежде, чем на горизонте послышатся сирены хранителей правопорядка. Поэтому, заскочив в дом, девочка мгновенно бросается в сторону небольшого белого настенного пульта управления сигнализацией, вводит заветные четыре цифры, и предвещающий опасность красный огонек переключается на зеленый. Фелиция выдыхает, возвращаясь на кухню, ставит туфли на высокий кухонный островок и направляется к холодильнику, припоминая, что последний раз принимала пищу в обед прошлого дня. Она с минуту инспектирует содержимое холодильника, отмечая нездоровую любовь матери к зеленым овощам, и достает с самой последней полки небольшую белую тарелку с большим куском шоколадного торта на ней. Довольная своей находкой, она возвращается к островку и забирается на высокий барный стул. Ее взгляд поднимается на настенные часы, показывающие половину пятого утра, и девочка с усмешкой тянется за ложкой, — Самое время.
— Фелиция, что сказал бы отец? — женщина появляется в кухонной арке настолько неожиданно для девочки, что она чуть не роняет тарелку, а мать же крайне участливо скрещивает руки на груди и смотрит на дочь едва сонным взглядом. Все же гениальный план проскочить в комнату и остаться незамеченной провалился с треском. Возможно, в этом виноват торт.
Девочка приветственно махает а ложкой, после чего вновь опусткает ее в мягкий бисквит, отправляя в рот очередной кусочек сладости.
— «Доброе утро, Фел, приятного аппетита» , — отзывается она, задумчиво возведя взгляд к потолку и четко представляя, как отец после подходит к ней, целует в отработанном до совершенства истинно отеческом жесте в макушку, и лишь после этого замечает, что юные леди не приходят домой под утро и не сидят после на кухне, в одиночку поедая свой кусок торта, оставленный ей вечером.
Отец всегда был более терпеливым, любящим и заботливым: он возил детей в парк развлечений в воскресные дни, покупал им сладкую вату, не обращая внимание на все материнские ротации за здоровое питание, спрашивал, что они хотят на Рождество и всегда точно знал, что нужно сказать в не слишком приятные и легкие жизненные периоды. Фелиция любила его. Любила почти так же сильно, как братьев.
— Я звонила тебе полночи, где ты была? — мать бесшумно проходит к кухонному островку, поднимает покоящийся на нем хрустальный графин, и наливает себе в бокал апельсиновый сок, — И убери со стола туфли, не испытывай мое терпение.
В ее голосе слышатся металлические нотки. Те самые, которых никогда не было, когда женщина обращалась к своему старшему сыну; девочка же слышала их постоянно. Первое время они страшно резали слух, побуждая возмущенное самолюбие резво вскинуться и начать отстаивать свои права на материнскую любовь. Однако спустя некоторое время Фелиция научилась не просто сдерживать желание обиженного ребенка устроить скандал, но и отвечать не менее холодно, напоминая матери, что все же что-то от нее она перенять смогла.
— Эти туфли стоят дороже этого стола и уж точно дороже твоего терпения, — невозмутимо и практически машинально фыркает девочка, полностью увлеченная остатками торта. Приятная сладость шоколадной пропитки оставляет приторное послевкусие, напрочь затмевая все вкусовые воспоминания ночи, состоящие из смешения разнообразных напитков.
— Я не стану разговаривать с тобой, Фелиция, пока ты не придешь в нормальное состояние. И я думаю, ты помнишь, что сегодня у тебя тест по биологии. Я уже не надеюсь на то, что ты его успешно сдашь, поэтому просто хотя бы появись там, — девочка хмурится, чувствуя, как внутри начинает нарастать гнев, — Я даже не хочу знать, где ты взяла это платье.
Фелиция откладывает ложку, терпеливо позволяя матери закончить душещипательный монолог, и расправляет плечи, довольно глянув на себя в зеркало: фривольное крайне короткое черное платье с открытой спиной смотрелось на ней чуть лучше, чем идеально. Во всяком случае, представители сильной половины человечества были весьма довольны.
— Тебя еще волнует, где я была или имидж идеальной семьи вышел на первый план? — любезно интересуется девочка, обращая все свое внимание на женщину, допивающую фруктовый сок, напряженно сцепляя руки в замок и опуская их перед собой. Неприятно осознавать, что волнение об ее отсутствии — просто дежурная фраза.
— Ты всегда была неблагодарной, не ценящей того, что тебе дают, тебе следует брать пример с братьев, — мать не злится, ее не одолевают эмоции, она преподносит это как данность, как факт, имеющий под собой железобетонную основу.
Администрация проекта поздравляет всех-всех-всех с наступающими праздниками! 
