feeling used,
but i'm
s t i l l m i s s i n g y o u ,
and i can't
see the end of this,
just wanna feel your kiss
against my lips.
• • • • • • • • • • • •
Смотреть вдаль, чтобы осознавать с ноющей в сердце болью, как все надежды, мечты и просто самое главное в жизни счастье испаряются, становясь невесомой призрачной пылью, что уносится к черту от страниц некогда нашей истории, сжигая его до самого пепла и хороня под сырой землёй, что и без того изрядно пропитана горечью, болью и отчаянием. Так сложно принимать это – принимать конец, когда не собиралась этого допускать, когда не должна была позволить подобному случиться, чтобы потом не стоять в болоте собственных слёз, смотря за тем, как фундамент ваших отношений, рассыпается бетонной крошкой и поймать _ ухватить это, чтобы построить желаемое заново уже никак не получается. И кто-то будет говорить _ утверждать, что вернуть в принципе ничего невозможно, что мы навсегда разбиваемся птицами о скалы, летящими так, будто в последний раз видят яркое солнечное небо, не затянутое мрачными тучами, не овеянное тьмой, как наши сердца. Всё больше и больше их охватывает тугими стеблями, сжимает так, будто вот-вот готово раздавить, пуская по венам быстродействующий яд, что тут же наполняет всё наше существо, лишая какой-либо жизни, а толкая в бездну сырого _ сухого _ мрачного _ бессмысленного существования, от которого мы не в состоянии убежать, а лишь поддаться и смириться. Не управлять более собственной жизнью, а наблюдая потерянными _ затуманенными глазами за тем, как руками _ ногами _ всем телом двигает кто-то чужой, дёргая за ниточки, делая из тебя глупую марионетку, обыкновенную куклу с дикой раздирающей в душе пустотой и огромными пустыми глазами. Она ничего не чувствует, лишь забивается в себе, лишь замыкается с каждым упавшим тяжелым грузом на плечи словом, которое тянет вниз всё сильнее, не позволяя подняться и почувствовать все прелести этой обыкновенной, но уже лишённой всяких радостей и наслаждения жизни. Это невыносимо. С этим сложно мириться, когда просто морально к такому не готов. Когда эгоизм и чувство, будто чего-то в душе _ жизни уже не хватает, выходят на первый план, овладевая разумом так, словно ты обращаешься в совершенно другого человека, пропитанного болью, горечью и одновременно злобой и жестокостью, лишь бы не отпускать и не терять то, к чему так прикипел, чем так дорожил, без чего просто, кажется, невозможно / н е в ы н о с и м о дышать, отчего мир вокруг тебя рушится в разы быстрее, в разы жёстче, припоминая вспышками флешбеков буквально все некогда связывающие вас моменты. Это и радость _ счастье от встреч, от этих банальных, но приятных и греющих душу отношений; это и тяжесть бессмысленных _ беспочвенных ссор на пустом месте, которые заканчивались постоянным молчанием, грубым словом, а затем вновь переходили в полную идиллию и радость, заставляя улыбку вырисовываться на устах. И сколько ещё таких моментов больным уколом отдавались в груди каждый раз, когда думала обо всех тех месяцах вместе, когда были эти самые банальные и сопливые «мы», влюблённые в жизнь, влюблённые друг в друга и теряющие голову от каждого вздоха друг другом. Может, мы поторопились? Может, мы не те люди, которые подходят друг другу? Которых можно смело считать настоящей второй половинкой / настоящей любовью? И невольно задаюсь вопросом, не было ли это всё сладкой иллюзией? Сладкой надеждой на что-то большее, типа совместного будущего, долгой жизни рука об руку, крепко прижавшись друг к другу, видя весь смысл в одном только звучании сердец в унисон? Быть может, не стоило так сильно уходить с головой в любовь, чтобы потом резко оказаться убитой разрывающими грудную клетку выстрелами, пока пули как назло долго и мучительно продвигаются на миллиметр в твоей груди, стараясь добраться и поразить сердце раз и навсегда. Сердце, уже не способное любить, биться, чувствовать. Сердце, которое застряло своими чувствами в прошлом, не желая оттуда вырываться в суровую реальность; сердце, которое всё ещё наивно надеется на частичку прежней радости и тех блаженных улыбок / на нежность, любовь, заботу и понимание, вместо грубого холода, что терзает и остужает вены, пока мы стоим друг от друга на расстоянии вытянутой руки. «Мы» - некогда столь дорогие люди, столь любимые и родные, которые зачем-то свернули на кривую дорожку, бессмысленно падая с обрыва и убивая все чувства назло, будто так, забив на всё, будет легче справиться, легче пережить эту внезапную утрату, тянущуюся длинной нитью уже столько месяцев, хотя, казалось бы, разорваться должна была практически сразу, как эти слова об отъезде сорвались с моих уст, вовлекая нас в пучину непонимания и полной неопределённости. Не были расставлены эти злосчастные точки над «i» в тот роковой момент; не было ничего, что помогло бы предопределить нашу судьбу / наше будущее, что начинает рассыпаться на наших глазах, а крепко схватиться и удержаться за это почему-то не получается. Или мы просто не хотим. Я не знаю причины столь стремительного краха, этого холода и отчуждения в плане отношений друг с другом; не знаю, как _ когда и почему мы изменились, предпочитая себя нежели нашу любовь или это уже скорее то, что мы пытались называть любовью, а вышел лишь какой-то сумбур вместо нормальных отношений. Может быть, однажды, спустя года, мы вспомним поодиночке об этом злосчастном моменте, изменившем всю нашу жизнь, разбросавшим нас по краям земли, лишая всякой возможность вновь чувствовать, вновь испытывать это невероятное ощущение возвышенности и любви, а вместо этого на наших сердцах постепенно скапливается гниль, проедается огромная и жирная дыра, заполнить которую, оказавшись слишком далеко друг от друга, мы уже вряд ли сможем. И тогда придётся идти по жизни стремительными шагами в будущее туда, где никто не ждёт, никто больше не любит, никто более не проявляет заботу и прежнее внимание. Мы обращаемся тенями, становимся призраками прошлого, незримыми настоящим и будущим. Проходя мимо не заметим того подавленного взгляда, разбитого сердца, что всё ещё тоскует и рвётся своими чувствами наружу, а вместо этого сидит взаперти, сидит в клетке, дабы было в разы больнее, дабы мы продолжали играть своим существованием на нервах друг друга, будто виртуозные музыканты, умело и красиво перебирают пальцами клавиши _ струны своего инструмента. Такую же красивую ложь сплетаем и мы сетью паука, обвиваем шею друг друга, дабы создать удавку, что лишает нас возможности дышать. Всё это настолько омерзительно, глупо и жестоко выйдет, отчего, оставаясь наедине с собой, думая о прошлом, о наболевшем, задумываешься – а зачем? Зачем любимым людям лавировать в унисон по лезвию ножа, ведь в конце всё равно ждёт бездна? Зачем любящим людям срываться друг на друге, выплёскивать накопившееся, выплёскивать всю боль и злость, чтобы потом вновь разгорелась очередная ссора и мутное добивающее всякие чувства молчание. С этим невозможно смириться _ мириться. Просто хочется всё вновь взять в свои руки и исправить всё, вытащить нас из того застоя, в которое погрузило нас расставание; из той тьмы, которую мы сами выстроили вокруг себя, считая, что всё – конец, что мы не сможем просто потерпеть и затем пошлём всё к чертям, не справившись с расстоянием, не справившись с большим сгустком эмоций. Нам просто не удержаться больше. Нашу злость не остановиться, а боль просто невозможно унять.
i t h u r t s m e e v e r y t i m e i s e e y o u ,
r e a l i z e h o w m u c h i need you.
Невыносимо. Это единственное слово, которое лучше всего на данный момент описывает моё состояние; описывает подкашивающиеся колени и сильную пронзительную дрожь в руках; описывает ту тяжесть, которая разрастается до невероятных размеров, перекрывая поток кислорода, в один момент становящийся ядовитым газом, что душит, отравляет, выбивая из моих вен остатки Тебя, и уже не остаётся совершенно ничего, кроме пустоты, кроме отчаяния, кроме пронзительной боли, которую причиняют твои глаза, каждое твоё едкое _ грубое слово, капающее ядом с уст и прожигающее во мне дыру огромного размера. Её уже нельзя чем-то заполнить, понимаешь? Ты уничтожил всё. Всё, что было когда-то между нами, что я любила, что чувствовала к тебе, сгорая и теряя голову от этих невероятных ощущений, становящиеся моим наркотиком, моей любимой фантазией и жестокой необходимостью, от недостатка которой я изнывала столько времени, находясь вдалеке от тебя и переставая чувствовать хоть какую-то связь, хоть остаток _ малую крупицу прежней любви, унёсшейся так стремительно и внезапно. Пока мы медленно-медленно отдалялись, с каждым днём становясь всё холоднее в общении, в отношении друг к другу. Разговоры короче, ссоры чаще и отчуждение с каждым разом всё больше и больше. Я переставала чувствовать себя твоей, чувствовать твою прошлую любовь, а лишь многочисленные срывы, изводящие меня, доводящие до истерики и поглощающей меня боли. Я не могла больше терпеть это – такое отношение – с каждым разом переставая писать тебе, но почему-то наивно и по-детски ожидая от тебя хоть какой-нибудь реакции, какого-нибудь сообщения, порой не смыкая и глаза ночами, когда продолжительность наших разговоров и без того сходила на нет, обязательно рано или поздно чем-то омрачаясь и разделяя нас всё больше по разные стороны баррикад, вводя в правила нашу гордость, которая душит и не может подтолкнуть нас обоих к первому шагу. Честно, я не ждала расставания, не собиралась просто так отпускать от себя своё счастье, из последних сил держась за тебя даже через океан, но ты… ты становился каждый раз со мной всё жестче, порой в принципе не считая нужным проводить со мной время и просто потерпеть немного до определенного дня, что вновь сведёт нас вместе. Ты стал раздражительней, а мне всё чаще приходилось молчать, подавляя всякую обиду и терзающую меня внутри горечь, осыпающуюся ядом твоих режущих по живому слов. Не такого я ждала _ хотела от наших отношений, ведь это… это просто не мы – какие-то чужие люди, которые не ставят в уважение никого, кроме себя; которые думают исключительно ради удовлетворения с о б с т в е н н ы х потребностей и желаний, когда в том, что обычно называют «отношениями» должно быть всё кардинально иначе. Что случилось, скажи мне? Что пошло между нами не так? Ведь мы настолько сильно любили друг друга, холили и лелеяли, что задыхались от наслаждения и счастья реальности этих чувств в нашей жизни. Ничего другого, казалось бы, нам было и не нужно, верно? А что потом? Что потом случилось между нами, когда мы позволили чему-то разломиться в наших руках, не сумев удержать это в необходимом положении. И один этот вопрос – почему- всё также безвыходно висит в воздухе, не теряя свою значимость, а становясь лишь в разы важнее для сложившейся ситуации. Ответишь? Скажешь ли мне, что именно пошло не так? Сможем ли мы и дальше в этом всё разобраться, скажи мне? Никогда прежде не видела столько злобы ко мне в твоих глазах _ словах, невольно начиная думать, что однажды твои чувства и любовь ко мне оказались всего лишь игрой, и стоило игрушке уехать, вырваться из твоих цепей, как ты начал терять к ней интерес, добивая её с каждым днём всё больше и больше. Я не рассчитывала быть твоей вещью, наоборот – мне важно было быть твоей девушкой, важно было любить тебя и просто жить банальными девичьими надеждами на совместное будущее, до которого почти рукой подать. Но мы сломались… Мы просто не были к готовы к упавшему на наши плечи грузу, а он оказался непосильно тяжёлым. Что дальше делать, м? Я всё ещё люблю тебя, Нейт, хоть и придётся, видимо, тебе сейчас говорить не самые лестные слова.
— Не я решила уехать! Не вини во всём меня! Моя мать посчитала, что если я буду находиться как можно дальше от Филадельфии и от Кейт, то эта история в скором времени забудется, и я смогу нормально вернуться. Но ты даже не посчитал нужным ко мне приехать, когда у тебя было столько возможностей целое лето. И дальше ты продолжаешь винить меня? Постоянно меня? Ещё скажи, что это я предложила расстаться. Ах да, забыла, у нас не было разговора о расставании и прочем, мы тупо перестали общаться, разрывая всякие связи, — сколько эмоций сейчас кипит во мне, бежит злостью и желанием высказать накипевшее по венам, отчего даже не сразу ощущаю, как пальцы сжимаются в кулаки, как ногти до боли впиваются в ладони, а сердце оказывается подставленным под твои выстрелы, с достоинством принимая от тебя каждую пущенную колким и ядовитым словом пулю. Как больно находиться столь близко к тебе и не иметь возможности обнять, прижать к себе и поцеловать, учитывая, как сильно я соскучилась за всё это время, но почему-то скопившаяся обида вырывается наружу. Понимаешь? Больно – это смотреть в твои глаза и видеть в них после стольких слов любви ненависть. Больно – это отпускать тебя, когда совсем не готов рушить построенную вместе любовь, явно не заслуживающую столь жестокого и безразличного _ равнодушного отношения. Больно – это осознавать тот злосчастный факт, что ты смог меня разлюбить, выкинув всё наше прошлое из своей жизни и шагая дальше, как ни в чём не бывало. Больно, в конце концов – это когда всё ещё любишь тебя, но вместо этих сопливых слов становишься грубой, вырезая в твоей душе лишь новые раны.
— Неправда, Нейт. Не выставляй меня шлюхой, понял? Всё это время я проводила с тобой, ждала новой возможности поговорить, ждала, когда у меня будет шанс вернуться, а что вместо этого? Вместо этого ты становишься со мной лишь грубее и жёстче, ты ломаешь меня и наши чувства, довольствуясь исключительно собой и посылая всё к чертям, когда тебе уже просто не хочется ждать. Да, Нейт, я виню тебя во всем, понял!? В И Н Ю ! — я не понимаю, как срываюсь на крик, как мой голос постепенно пронзает каждую струну моей _ твоей _ нашей души, губит меня, причиняя невыносимые страдания, выплёскивая наружу всю злость, которую я хранила годами, считая, что с тобой у меня получится стать другой. Стать по-настоящему счастливой. — И у меня не было в Париже никого! Понимаешь? Никого! Даже тогда, когда ты прекрасно дал понять мне, что не горишь желанием продолжать какие-то отношения, что уже не любишь меня совсем, — из последних сил я держу в себе собирающиеся на глазах слёзы, готовая вот-вот просто упасть и потерять самообладание, потерять сознание, потерять себя, но нет… Я всё также стою неподвижно, глядя в твои глаза, пытаясь пробраться в самую душу, чтобы заглянуть и понять наконец-то, что там творится, черт возьми?
Эти твои слова… «всё было ошибкой», они убивают. Они успокаивают мою внезапную истерику, мою злость, мою ненависть и просто заставляют пошатнуться на месте, едва не падая, но вовремя опершись о спинку кресла, подле которого я стояла. Небеса падают на землю, сердце действительно на какие-то крупицы секунд перестаёт биться, отчего я начинаю задыхаться, жадно глотая столь необходимый кислород губами. Серьёзно? Ошибкой? Ты действительно так считаешь? Всю ту любовь, которую я тебе отдала, подарила, всю себя… ты считаешь это всё одной сплошной ошибкой, которую к черту можно послать, стереть из своей жизни _ истории? Нет, я не верю. Просто скажи мне, что это всё неправда! Просто скажи… Я не знаю, как дальше себя контролировать, я з а д ы х а ю с ь , понимаешь? Мне хочется ударить тебя, или убежать, или просто послать тебя к черту, а может, выплеснуть все свои чувства и бороться за тебя, как я делала всё это время? Ничего. Я ничего не знаю, а ты вряд ли поможешь мне найти выход из этого лабиринта.
Делаю шаг. Шаг по направлению к тебе, по направлению в пропасть, которая тут же меня поглотит. Уже не столь важно, что будет дальше. Мне нечего терять, ведь самое важное – тебя – я уже потеряла. Впервые в жизни я оставляю тебе звонкую пощечину, от которой всё также продолжает гореть рука, когда я в испуге хочу отбежать назад, но почему-то бросаю всё, оставаясь рядом с тобой, дыша тобой и одновременно отравляясь этим кислородом. За что ты так?
— Ошибкой, говоришь? Всё между нами было о ш и б к о й ? – произношу специально по слогам этим простым и дрожащим голосом, в котором есть только непонимание, но никакой обиды, никакой злости, наверное, это и есть та стадия отрицания, когда пытаешься понять и принять, но никак не можешь, пытаясь ухватиться хоть за какой-нибудь светлый момент в вашей жизни. — Значит, когда ты вытаскивал меня из тюрьмы, клялся в любви – это ошибка, это было всё ненастоящее, никаких чувств, да? Ты это мне хочешь сказать, Натаниэль!? — снова голос срывается, выплёвывая его полное имя, как я никогда его не называла, несмотря на то, что оно мне слишком нравилось. Была в нём какая-то загадка, что-то интересное и необычное, и всё это сочеталось только в нём – в одном этом человеке, так зло и отчуждённо сейчас смотрящим на меня. Я не боюсь, что он после этого может меня ударить, что сейчас разговор и без того пустился во все тяжкие, ломая кости с хрустом так больно, так грубо и жестоко, что невозможно терпеть, не изнывая от столь пронзительной боли разбитого сердца. Я и не знала, что это бывает… так. Так сложно, что выстоять на месте нереально, что хочется куда-нибудь отойти, походить, подумать, проветриться, ведь ком застревает сейчас в горле, лишая меня возможности говорить. Хочется курить. До тяжести в венах хочется курить, потому что за последнее время это стало единственным способом выхода комка _ крика отчаяния из глотки наружу. Я не могу больше видеть его лицо, но не считаю разговор окончательно законченным. Подмечаю на стойке недопитый виски с привкусом его губ на бокале, который я тут же опустошаю, невзирая на реакцию Нейта. Мне нужно. Наверное, я тупо искала повод выпить и пепельницу, для сигареты, кончик которой уже обжигает пальцы, сквозь которые просачивается извилисто дым, выходящий вместе с болью изо рта. Становится спокойней. И мне категорически плевать на его реакцию, касательно моей новой привычки. Как он там сказал? Своя жизнь и засунуть убеждения по поводу неё подальше? Вот пусть также сделает это и в отношении ко мне.
— Я не держу на тебя зла, чтобы просто забыть и игнорировать всё, когда-то связывающее нас с тобой. Я не считаю это ошибкой, ничего из этого, — тихо-тихо, вместе с вырвавшимся дымом и скатившейся слезой, которую я, отвернувшись, тут же смахиваю с щеки, пытаясь как-то через силу при этом язвительно улыбаться, чтобы не вызывать в твоих глазах жалость, разбитость, подавленность и потерянность. Я не настолько сильная, если дело касается тебя.
— Что изменилось, Натаниэль? В твоём отношении ко мне? Когда ты понял, что уже не любишь меня, м? — по больному, вместе скатываемся в самую бездну, раззявившую для нас свою пасть. В этот раз мы схватимся за руки с тобой, как и раньше? Или ты предлагаешь мне упасть по отдельности? Выбор за тобой.
I hate you, I love you,
I hate that I love you,
Don't want to, but I can't put
Nobody else above you.